День российской науки - 8 февраля - в Росатоме считают своим. На госкорпорацию, которая отстаивает право называться глобальным технологическим лидером, возложена ответственность за научные исследования и создание новых технологий не только в атомной, но и во многих других сферах. О некоторых направлениях развития научного комплекса и сюрпризах, которые можно ожидать, «АиФ» рассказал Вячеслав Першуков, доктор технических наук, профессор, замгендиректора Росатома, руководитель блока по управлению инновациями.
«АиФ»: - Вячеслав Александрович, когда наконец появится атомная батарейка для мобильного телефона, которая будет работать, например, год?
В. П.: - На мой взгляд, есть смысл сделать источник питания, который будет автономно работать лет 25. Но ведь телефоны столько не «живут».
Прорывы и «Прорыв»
«АиФ»: - На каком уровне находится наша атомная наука по сравнению с коллегами-конкурентами из других стран? Много упустили за 90-е?
В. П.: - В России мы действительно наблюдали длительную паузу в развитии технологий и в проведении исследований. Но она была и в других странах. После катастрофы на Чернобыльской АЭС в некотором оцепенении оказалось всё мировое атомное сообщество - США, Франция, Япония, Южная Корея. «Ядерный ренессанс» начался лишь несколько лет назад. Активно развивают атомные технологии Китай и Индия. Но новые ресурсы и возможности появились и у России. В некоторых сферах мы по-прежнему лидируем и намерены только укреплять свои позиции. Так, например, мы идём впереди в теме замыкания ядерного топливного цикла. До недавнего времени считалось, что использовать отработанное ядерное топливо (ОЯТ) по второму разу научатся будущие поколения, а пока ОЯТ можно и нужно просто складировать... Но будущее поколение, как выяснилось, - это мы. Решить проблему позволят реакторы на быстрых нейтронах. Россия в этом направлении имеет передовой опыт и является фаворитом в апробированных технологиях (широкий ряд реакторов с натриевым теплоносителем и с использованием быстрого спектра нейтронов). Уже в ближайшие годы в рамках проекта «Прорыв» мы запланировали перейти от демонстрации отдельных инновационных технологий к опытно-демонстрационному комплексу, реализующему общую технологию ЗЯТЦ - замыкания ядерного топливного цикла.
Кроме того, когда мы «открылись» для совместной работы - речь, например, о Научно-исследовательском институте атомных реакторов (НИИАР) в Димитровграде, - наши коллеги из других стран были реально шокированы высочайшим уровнем нашей экспериментальной базы. Именно в Димитровграде мы создаём сейчас и новый многоцелевой быстрый исследовательский реактор (МБИР). Мы с самого начала делаем этот проект международным, рассчитываем, что это будет один из ведущих мировых центров международного научного сотрудничества для проведения совместных исследований, в особенности реакторного материаловедения.
«АиФ»: - Стоило ли «открываться»? Может быть, нужно было втихаря вести собственные исследования?
В. П.: - Добытых собственным «потом и кровью» технологий мы никому не дарим. Мы предоставляем ведущим иностранным учёным высокотехнологичный сервис, услуги, зарабатываем на этом деньги. Но самое главное - договариваемся, что результаты экспериментов становятся совместным достоянием. Для науки это самое ценное. Кроме того, фундаментальные открытия, а иногда и прикладные технологические решения серьёзных задач получить и осмыслить в одиночку практически не под силу ни одной стране. Ведущие мировые державы сотрудничают в создании термоядерного реактора (ИТЭР), в рамках проекта большого адронного коллайдера и в других проектах, где учёные продолжают искать ответы на фундаментальные научные вопросы.
Чего ещё не знаем?
«АиФ»: - Кажется, что на главные вопросы в ядерной физике учёными уже «отвечено». Или нет?
В. П.: - Конечно, большинство сейчас - это учёные, которые занимаются прикладной наукой, превращением фундаментальных знаний в технологии. Но это совсем не значит, что для теоретиков не осталось работы. Мы по-прежнему далеко не всё знаем об окружающем нас мире. Например, мы понимаем, что происходит с веществом при температуре в миллион градусов, а при температуре в миллиард - не понимаем. А это и есть условия протекания реакции термоядерного синтеза, как на Солнце.
Кроме того, мировая наука лишь подступилась к пониманию путей создания и поведения наноструктурированных материалов. Это очень интересная область. Здесь, например, теоретически есть основания предполагать, что мы можем получить высокотемпературную сверхпроводимость, вплоть до комнатных температур. До недавнего времени она была возможна лишь в среде жидкого гелия, что очень дорого и сложно. Но у нас уже есть разработки, которые позволяют достигать эффекта сверхпроводимости при температуре жидкого азота. Технологически мы уже понимаем, насколько серьёзным будет экономический эффект при создании, например, новых трансформаторов, генераторов, электродвигателей, накопителей энергии. К 2016 году мы рассчитываем выйти на этап разработки конструкторской документации для отдельных видов электротехнического оборудования. Это может быть началом создания в России новой электротехнической промышленности. Но вообще речь идёт о том, что закон Ома когда-то может быть «отменён» даже при комнатной температуре. Это будет просто революцией в электроприборах.
Бытовой атом
«АиФ»: - Будет кому довести дело до революции в этой и в других областях? Ведь среди учёных по-прежнему много ещё советских специалистов. Как сегодня меняется наука?
В. П.: - В нашей сфере раньше для решения какой-либо задачи - создания бомбы, ядерного топлива, реактора и т. д. - создавали институт. В какой-то момент задачи были решены, а институты остались. Нам нужно было прекратить неконструктивную конкуренцию внутри отрасли. Тем более, «конкуренцию инфраструктуры». Поэтому в одних институтах устаревшую испытательную базу было решено вообще закрыть, но в других на её модернизацию за два года Росатом потратил 1,7 млрд рублей.
В рамках инновационной программы мы переходим на проектный принцип формирования заказа: финансировать не то, что институты уже могут сделать, а то, что нужно сделать. Мы ставим новые задачи, исходя из будущих потребностей рынка. Под конкретные проекты создаются научные группы. Если в 2008 году у нас было 200 патентов, то в 2012-м - уже 420. Но ещё важнее - это ноу-хау, технологии, которые за этими патентами стоят...
Сейчас в бизнес-школе «Сколково» готовятся первые 50 специалистов, которые будут работать в производственно-технологических компаниях и смогут как раз грамотно ставить задачи перед разработчиками, учёными. Мы создали образовательный консорциум из 14 вузов, который охватывает всю страну. Его задача - искать таланты, привлекать в ядерную сферу. Мы делаем всё, чтобы этих талантливых молодых людей позже привлекать на работу в наши же институты и на предприятия.
У некоторых наших учёных зарплата уже выше, чем у менеджеров, а среди учёных всё больше молодых. Кстати, участие в международных проектах, возможность поработать в других странах - важная часть мотивации. И я не боюсь, что они убегут. Десяток лет назад из отрасли действительно бежали, потому что не видели перспектив. Сейчас перспективы есть. Кроме этого, мне кажется, понятие Родины вновь стало наполненным, весомым, важным.
«АиФ»: - Вячеслав Александрович, так что с «атомной батарейкой»? Где ещё ждать прорывов или хотя бы просто бытовой пользы от высоких ядерных технологий?
В. П.: - Раньше ядерные технологии действительно использовались только для нужд обороны и энергетики, а вот заказа на товары массового потребления просто не было. Но сейчас это и ядерная медицина, которая незаменима для диагностики и лечения некоторых видов заболеваний, и суперкомпьютеры, которые разрабатываются и используются уже не только для моделирования ядерных взрывов.
Также из военной сферы «родились» приборы, которые позволяют производить спектральный анализ на обнаружение взрывчатых веществ, наркотиков и т. д.
Интересный пример - новые материалы, с которыми мы планируем выйти не просто на рынок, а на... обычные рынки. Композиционные материалы востребованы и в строительстве, и в производстве ширпотреба - вплоть до рыболовных удочек. Новые источники питания - тоже очень интересное и перспективное направление. Мы пытаемся научиться преобразовывать радиоактивное излучение напрямую в электрическую энергию, по аналогии с солнечными батареями. Это должен быть компактный, надёжный автономный источник энергии, который будет работать десятилетиями, - такой будет востребован в очень многих сферах. Кое-какие разработки на этот счёт, кстати, уже есть.